|
He was in dreadful earnest and made me swear, with my hands on the Testament, that whatever happened I would always be true to him. Mother said he was quite right to make me swear, and that it was a sign of his passion. Mother was all in his favour from the first and was even fonder of him than I was. Then, when they talked of marrying within the week, I began to ask about father; but they both said never to mind about father, but just to tell him afterwards, and mother said she would make it all right with him. I didn’t quite like that, Mr. Holmes. It seemed funny that I should ask his leave, as he was only a few years older than me; but I didn’t want to do anything on the sly, so I wrote to father at Bordeaux, where the company has its French offices, but the letter came back to me on the very morning of the wedding.” “It missed him, then?” “Yes, sir; for he had started to England just before it arrived.” “Ha! that was unfortunate. Your wedding was arranged, then, for the Friday. Was it to be in church?” “Yes, sir, but very quietly. It was to be at St. Saviour’s, near King’s Cross, and we were to have breakfast afterwards at the St. Pancras Hotel. Hosmer came for us in a hansom, but as there were two of us he put us both into it and stepped himself into a four-wheeler, which happened to be the only other cab in the street. We got to the church first, and when the four-wheeler drove up we waited for him to step out, but he never did, and when the cabman got down from the box and looked there was no one there! The cabman said that he could not imagine what had become of him, for he had seen him get in with his own eyes. |
|
| That was last Friday, Mr. Holmes, and I have never seen or heard anything since then to throw any light upon what became of him.” “It seems to me that you have been very shamefully treated,” said Holmes. “Oh, no, sir! He was too good and kind to leave me so. Why, all the morning he was saying to me that, whatever happened, I was to be true; and that even if something quite unforeseen occurred to separate us, I was always to remember that I was pledged to him, and that he would claim his pledge sooner or later. It seemed strange talk for a wedding-morning, but what has happened since gives a meaning to it.” “Most certainly it does. Your own opinion is, then, that some unforeseen catastrophe has occurred to him?” “Yes, sir. I believe that he foresaw some danger, or else he would not have talked so. And then I think that what he foresaw happened.” “But you have no notion as to what it could have been?” “None.” “One more question. How did your mother take the matter?” “She was angry, and said that I was never to speak of the matter again.” “And your father? Did you tell him?” “Yes; and he seemed to think, with me, that something had happened, and that I should hear of Hosmer again. As he said, what interest could anyone have in bringing me to the doors of the church, and then leaving me? Now, if he had borrowed my money, or if he had married me and got my money settled on him, there mightbe some reason, but Hosmer was very independent about money and never would look at a shilling of mine. |
|
|
Что могло случиться? Почему он не напишет? Я с ума схожу, ночью не могу уснуть. — Она достала из муфты платок и горько заплакала.
|
| Sherlock Holmes sat silent for a few minutes with his fingertips still pressed together, his legs stretched out in front of him, and his gaze directed upward to the ceiling. Then he took down from the rack the old and oily clay pipe, which was to him as a counsellor, and, having lit it, he leaned back in his chair, with the thick blue cloud-wreaths spinning up from him, and a look of infinite languor in his face. “Quite an interesting study, that maiden,” he observed. “I found her more interesting than her little problem, which, by the way, is rather a trite one. You will find parallel cases, if you consult my index, in Andover in ’77, and there was something of the sort at The Hague last year. Old as is the idea, however, there were one or two details which were new to me. But the maiden herself was most instructive.” “You appeared to read a good deal upon her which was quite invisible to me,” I remarked. “Not invisible but unnoticed, Watson. You did not know where to look, and so you missed all that was important. I can never bring you to realise the importance of sleeves, the suggestiveness of thumb-nails, or the great issues that may hang from a boot-lace. Now, what did you gather from that woman’s appearance? Describe it.” “Well, she had a slate-coloured, broad-brimmed straw hat, with a feather of a brickish red. Her jacket was black, with black beads sewn upon it, and a fringe of little black jet ornaments. Her dress was brown, rather darker than coffee colour, with a little purple plush at the neck and sleeves. Her gloves were greyish and were worn through at the right forefinger. Her boots I didn’t observe. She had small round, hanging gold earrings, and a general air of being fairly well-to-do in a vulgar, comfortable, easy-going way.” Sherlock Holmes clapped his hands softly together and chuckled. “’Pon my word, Watson, you are coming along wonderfully. |
|
| You have really done very well indeed. It is true that you have missed everything of importance, but you have hit upon the method, and you have a quick eye for colour. Never trust to general impressions, my boy, but concentrate yourself upon details. My first glance is always at a woman’s sleeve. In a man it is perhaps better first to take the knee of the trouser. As you observe, this woman had plush upon her sleeves, which is a most useful material for showing traces. The double line a little above the wrist, where the typewritist presses against the table, was beautifully defined. The sewing-machine, of the hand type, leaves a similar mark, but only on the left arm, and on the side of it farthest from the thumb, instead of being right across the broadest part, as this was. I then glanced at her face, and, observing the dint of a pince-nez at either side of her nose, I ventured a remark upon short sight and typewriting, which seemed to surprise her.” “It surprised me.” “But, surely, it was obvious. I was then much surprised and interested on glancing down to observe that, though the boots which she was wearing were not unlike each other, they were really odd ones; the one having a slightly decorated toe-cap, and the other a plain one. One was buttoned only in the two lower buttons out of five, and the other at the first, third, and fifth. Now, when you see that a young lady, otherwise neatly dressed, has come away from home with odd boots, half-buttoned, it is no great deduction to say that she came away in a hurry.” “And what else?” I asked, keenly interested, as I always was, by my friend’s incisive reasoning. | — Превосходно, Уотсон, вы делаете успехи. Правда, вы упустили все существенные детали, зато хорошо усвоили метод, и у вас тонкое чувство цвета. Никогда не полагайтесь на общее впечатление, друг мой, сосредоточьте внимание на мелочах. Я всегда сначала смотрю на рукава женщины. Когда имеешь дело с мужчиной, пожалуй, лучше начинать с колен брюк. Как вы заметили, у этой девицы рукава были обшиты бархатом, а это материал, который легко протирается и поэтому хорошо сохраняет следы. Двойная линия немного выше запястья, в том месте, где машинистка касается рукою стола, видна великолепно. Ручная швейная машина оставляет такой же след, но только на левой руке, и притом на наружной стороне запястья, а у мисс Сазерлэнд след проходил через все запястье. Затем я посмотрел на ее лицо и, увидев на переносице следы пенсне, сделал замечание насчет близорукости и работы на пишущей машинке, что ее очень удивило. — Меня это тоже удивило.— Но это же совершенно очевидно! Я посмотрел на ее обувь и очень удивился, заметив, что на ней разные ботинки; на одном носок был узорчатый, на другом — совсем гладкий. Далее, один ботинок был застегнут только на две нижние пуговицы из пяти, другой — на первую, третью и пятую пуговицу. Когда молодая девушка, в общем аккуратно одетая, выходит из дому в разных, застегнутых не на все пуговицы ботинках, то не требуется особой проницательности, чтобы сказать, что она очень спешила.— А что вы еще заметили? — с интересом спросил я, как всегда восхищаясь проницательностью моего друга. |
| “I noted, in passing, that she had written a note before leaving home but after being fully dressed. You observed that her right glove was torn at the forefinger, but you did not apparently see that both glove and finger were stained with violet ink. She had written in a hurry and dipped her pen too deep. It must have been this morning, or the mark would not remain clear upon the finger. All this is amusing, though rather elementary, but I must go back to business, Watson. Would you mind reading me the advertised description of Mr. Hosmer Angel?” I held the little printed slip to the light. “Missing,” it said, “on the morning of the fourteenth, a gentleman named Hosmer Angel. About five ft. seven in. in height; strongly built, sallow complexion, black hair, a little bald in the centre, bushy, black side-whiskers and moustache; tinted glasses, slight infirmity of speech. Was dressed, when last seen, in black frock-coat faced with silk, black waistcoat, gold Albert chain, and grey Harris tweed trousers, with brown gaiters over elastic-sided boots. Known to have been employed in an office in Leadenhall Street. Anybody bringing—” That will do,” said Holmes. “As to the letters,” he continued, glancing over them, “they are very commonplace. Absolutely no clue in them to Mr. Angel, save that he quotes Balzaconce. There is one remarkable point, however, which will no doubt strike you.” “They are typewritten,” I remarked. |
— Я заметил, между прочим, что перед уходом из дому, уже совсем одетая, она что-то писала. Вы обратили внимание, что правая перчатка у нее порвана на указательном пальце, но не разглядели, что и перчатка и палец испачканы фиолетовыми чернилами. Она писала второпях и слишком глубоко обмакнула перо. И это, по всей вероятности, было сегодня утром, иначе пятна не были бы так заметны. Все это очень любопытно, хотя довольно элементарно. Но вернемся к делу, Уотсон. Не прочтете ли вы мне описание внешности мистера Госмера Эйнджела, данное в объявлении? Я поднес газетную вырезку к свету и прочитал:«Пропал без вести утром 14-го джентльмен по имени Госмер Эйнджел. Рост — пять футов семь дюймов, крепкого сложения, смуглый, черноволосый, небольшая лысина на макушке; густые черные бакенбарды и усы; темные очки, легкий дефект речи. Одет в черный сюртук на шелковой подкладке, черный жилет, в кармане часы с золотой цепочкой, серые твидовые брюки, коричневые гетры поверх штиблет с резинками по бокам. Служил в конторе на Леднхолл-стрит. Всякому, кто сообщит…»— Этого достаточно. Что касается писем, — сказал Холмс, пробегая их глазами, — они очень банальны и ничего не дают для характеристики мистера Эйнджела, разве только, что он упоминает Бальзака. Однако есть одно обстоятельство, которое вас, конечно, поразит.— Они напечатаны на машинке, — заметил я. |
| Not only that, but the signature is typewritten. Look at the neat little ‘Hosmer Angel’ at the bottom. There is a date, you see, but no superscription except Leadenhall Street, which is rather vague. The point about the signature is very suggestive—in fact, we may call it conclusive.” “Of what?” “My dear fellow, is it possible you do not see how strongly it bears upon the case?” “I cannot say that I do unless it were that he wished to be able to deny his signature if an action for breach of promise were instituted.” “No, that was not the point. However, I shall write two letters, which should settle the matter. One is to a firm in the City, the other is to the young lady’s stepfather, Mr. Windibank, asking him whether he could meet us here at six o’clock tomorrow evening. It is just as well that we should do business with the male relatives. And now, Doctor, we can do nothing until the answers to those letterscome, so we may put our little problem upon the shelf for the interim.” I had had so many reasons to believe in my friend’s subtle powers of reasoning and extraordinary energy in action that I felt that he must have some solid grounds for the assured and easy demeanour with which he treated the singular mystery which he had been called upon to fathom. Once only had I known him to fail, in the case of the King of Bohemia and of the Irene Adler photograph; but when I looked back to the weird business of the Sign of Four, and the extraordinary circumstances connected with the Study in Scarlet, I felt that it would be a strange tangle indeed which he could not unravel. | — Главное, что и подпись тоже напечатана на машинке. Посмотрите на аккуратненькое «Госмер Эйнджел» внизу. Есть дата, но нет адреса отправителя, кроме Леднхолл-стрит, а это весьма неопределенно. Но важна именно подпись, и ее мы можем считать доказательством.— Доказательством чего?— Милый друг, неужели вы не понимаете, какое значение имеет эта подпись?— По правде говоря, нет. Может быть, он хотел оставить за собой возможность отрицать подлинность подписи в случае предъявления иска за нарушение обещания жениться.— Нет, суть не в том. Чтобы решить этот вопрос, я напишу два письма: одно — фирме в Сити, другое — отчиму молодой девушки, мистеру Уиндибенку, и попрошу его зайти к нам завтра в шесть часов вечера. Попробуем вести переговоры с мужской частью семейства. Пока мы не получим ответа на эти письма, мы решительно ничего не можем предпринять и потому отложим это дело.Зная о тонкой проницательности моего друга и о его необычайной энергии, я был уверен, что раз он так спокойно относится к раскрытию этой странной тайны, значит, у него есть на то веские основания. Мне был известен только один случай, когда он потерпел неудачу, — история с королем Богемии и с фотографией Ирен Адлер. Однако я помнил о таинственном «Знаке четырех» и о необыкновенных обстоятельствах «Этюда в багровых тонах» и давно проникся убеждением, что, уж если он не сможет распутать какую-нибудь загадку, стало быть, она совершенно неразрешима. |
| I left him then, still puffing at his black clay pipe, with the conviction that when I came again on the next evening I would find that he held in his hands all the clues which would lead up to the identity of the disappearing bridegroom of Miss Mary Sutherland. A professional case of great gravity was engaging my own attention at the time, and the whole of next day I was busy at the bedside of the sufferer. It was not until close upon six o’clock that I found myself free and was able to spring into a hansom and drive to Baker Street, half afraid that I might be too late to assist at the d´enouement of the little mystery. I found Sherlock Holmes alone, however, half asleep, with his long, thin form curled up in the recesses of his armchair. A formidable array of bottles and test-tubes, with the pungent cleanly smell of hydrochloric acid, told me that he had spent his day in the chemical work which was so dear to him. “Well, have you solved it?” I asked as I entered. “Yes. It was the bisulphate of baryta.”“No, no, the mystery!” I cried. “Oh, that! I thought of the salt that I have been working upon. There was never any mystery in the matter, though, as I said yesterday, some of the details are of interest. The only drawback is that there is no law, I fear, that can touch the scoundrel.” “Who was he, then, and what was his object in deserting Miss Sutherland?” The question was hardly out of my mouth, and Holmes had not yet opened his lips to reply, when we heard a heavy footfall in the passage and a tap at the door. “This is the girl’s stepfather, Mr. James Windibank,” said Holmes. “He has written to me to say that he would be here at six. Come in!”
|
Холмс все еще курил свою черную глиняную трубку, когда я ушел, нисколько не сомневаясь, что к моему возвращению на следующий вечер в его руках уже будут все нити дела об исчезновении жениха мисс Мэри Сазерлэнд. Назавтра я целый день провел у постели тяжело больного пациента. Только около шести часов я наконец освободился, вскочил в двуколку и поехал на Бейкер-стрит, боясь, как бы не опоздать к развязке этой маленькой драмы. Однако Холмса я застал дремлющим в кресле. Огромное количество бутылок, пробирок и едкий запах соляной кислоты свидетельствовали о том, что он посвятил весь день столь любезным его сердцу химическим опытам.— Ну что, нашли, в чем дело? — спросил я, входя в комнату.— Да, это был бисульфат бария.— Нет, нет, я спрашиваю об этой таинственной истории.— Ах, вот оно что! Я думал о соли, над которой работал. А в этой истории ничего таинственного нет. Впрочем, я уже вчера говорил, что некоторые детали довольно любопытны. Жаль только, что этого мерзавца нельзя привлечь к суду.— Но кто же этот субъект, и зачем он покинул мисс Сазерлэнд? Холмс раскрыл было рот, чтобы ответить, но в эту минуту в коридоре послышались тяжелые шаги и в дверь постучали.— Это отчим девицы, мистер Джеймс Уиндибенк, — сказал Холмс. — Он сообщил мне, что будет в шесть часов. Войдите! |
| The man who entered was a sturdy, middlesized fellow, some thirty years of age, clean-shaven, and sallow-skinned, with a bland, insinuating manner, and a pair of wonderfully sharp and penetrating grey eyes. He shot a questioning glance at each of us, placed his shiny top-hat upon the sideboard, and with a slight bow sidled down into the nearest chair. “Good-evening, Mr. James Windibank,” said Holmes. “I think that this typewritten letter is from you, in which you made an appointment with me for six o’clock?” “Yes, sir. I am afraid that I am a little late, but I am not quite my own master, you know. I am sorry that Miss Sutherland has troubled you about this little matter, for I think it is far better not to wash linen of the sort in public. It was quite against my wishes that she came, but she is a very excitable, impulsive girl, as you may have noticed, and she is not easily controlled when she has made up her mind on a point. Of course, I did not mind you so much, as you are not connected with the official police, but it is not pleasant to have a family misfortune like this noised abroad. Besides, it is a useless expense, for how could you possibly find this Hosmer Angel?” “On the contrary,” said Holmes quietly; “I have every reason to believe that I will succeed in discovering Mr. Hosmer Angel.” Mr. Windibank gave a violent start and dropped his gloves. “I am delighted to hear it,” he said. “It is a curious thing,” remarked Holmes, “that a typewriter has really quite as much individuality as a man’s handwriting. Unless they are quite new, no two of them write exactly alike.
|
Вошел человек лет тридцати, среднего роста, плотный, бритый, смуглый, с вежливыми вкрадчивыми манерами и необычайно острым, проницательным взглядом серых глаз. Он вопросительно посмотрел на Холмса, затем на меня, положил свой цилиндр на буфет и с легким поклоном уселся на ближайший стул.— Добрый вечер, мистер Джеймс Уиндибенк, — сказал Холмс.— Полагаю, что это письмо на машинке, в котором вы обещаете прийти ко мне в шесть часов вечера, написано вами?— Да, сэр. Простите, я немного запоздал, но, видите ли, я не всегда располагаю своим временем. Мне очень жаль, что мисс Сазерлэнд побеспокоила вас этим дельцем: по-моему, лучше не посвящать посторонних в семейные неприятности. Я решительно возражал против ее намерения обратиться к вам, но вы, наверное, заметили, какая она нервная и импульсивная, и уж если она что-нибудь задумала, переубедить ее нелегко. Разумеется, я ничего не имею против вас лично, поскольку вы не связаны с государственной полицией; но все-таки неприятно, когда семейное горе становится общим достоянием. Кроме того, зачем понапрасну тратить деньги. Вы все равно не разыщете этого Госмера Эйнджела.— Напротив, — спокойно возразил Холмс, — я имею все основания полагать, что мне удастся найти мистера Госмера Эйнджела.Мистер Уиндибенк вздрогнул и уронил перчатку.— Очень рад это слышать, — сказал он.— Обратили ли вы внимание, что любая пишущая машинка обладает индивидуальными чертами в такой же мере, как почерк человека? — сказал Холмс. — Если исключить совершенно новые машинки, то не найти и двух, которые печатали бы абсолютно одинаково. |
| Some letters get more worn than others, and some wear only on one side. Now, you remark in this note of yours, Mr. Windibank, that in every case there is some little slurring over of the ‘e,’ and a slight defect in the tail of the ‘r.’ There are fourteen other characteristics, but those are the more obvious.” “We do all our correspondence with this machine at the office, and no doubt it is a little worn,” our visitor answered, glancing keenly at Holmes with his bright little eyes. “And now I will show you what is really a very interesting study, Mr. Windibank,” Holmes continued. “I think of writing another little monograph some of these days on the typewriter and its relation to crime. It is a subject to which I have devoted some little attention. I have here four letters which purport to come from the missing man. They are all typewritten. In each case, not only are the ‘e’s’ slurred and the ‘r’s’ tailless, but you will observe, if you care to use my magnifying lens, that the fourteen other characteristics to which I have alluded are there as well.” Mr. Windibank sprang out of his chair and picked up his hat. “I cannot waste time over this sort of fantastic talk, Mr. Holmes,” he said. “If you can catch the man, catch him, and let me know when you have done it.” “Certainly,” said Holmes, stepping over and turning the key in the door. “I let you know, then, that I have caught him!” “What! where?” shouted Mr. Windibank, turning white to his lips and glancing about him like a rat in a trap. “Oh, it won’t do—really it won’t,” said Holmes suavely.
|
Одни буквы изнашиваются сильнее других, некоторые буквы изнашиваются только с одной стороны. Заметьте, например, мистер Уиндибенк, что в вашей записке буква «e» расплывчата, а у буквы «r» нет хвостика. Есть еще четырнадцать характерных примет, но эти просто бросаются в глаза.— В нашей конторе на этой машинке пишутся все письма, и шрифт, без сомнения, немного стерся, — ответил наш посетитель, устремив на Холмса проницательный взгляд.— А теперь, мистер Уиндибенк, я покажу вам нечто особенно интересное, — продолжал Холмc. — Я собираюсь в ближайшее время написать небольшую работу на тему «Пишущие машинки и преступления». Этот вопрос интересует меня уже давно. Вот четыре письма, написанные пропавшим. Все они отпечатаны на машинке. Посмотрите: в них все «e» расплываются и у всех «r» нет хвостиков, а если воспользоваться моей лупой, можно также обнаружить и остальные четырнадцать признаков, о которых я упоминал.Мистер Уиндибенк вскочил со стула и взял свою шляпу.— Я не могу тратить время на нелепую болтовню, мистер Холмc, — сказал он. — Если вы сможете задержать этого человека, схватите его и известите меня.— Разумеется, — сказал Холмc, подходя к двери и поворачивая ключ в замке. — В таком случае извещаю вас, что я его задержал.— Как! Где? — вскричал Уиндибенк, смертельно побледнев и озираясь, как крыса, попавшая в крысоловку.— Не стоит, право же, не стоит, — учтиво проговорил Холмс. — |
| “There is no possible getting out of it, Mr. Windibank. It is quite too transparent, and it was a very bad compliment when you said that it was impossible for me to solve so simple a question. That’s right! Sit down and let us talk it over.” Our visitor collapsed into a chair, with a ghastly face and a glitter of moisture on his brow. “It—it’s not actionable,” he stammered. “I am very much afraid that it is not. But between ourselves, Windibank, it was as cruel and selfish and heartless a trick in a petty way as ever came before me. Now, let me just run over the course of events, and you will contradict me if I go wrong.” The man sat huddled up in his chair, with his head sunk upon his breast, like one who is utterly crushed. Holmes stuck his feet up on the corner of the mantelpiece and, leaning back with his hands in his pockets, began talking, rather to himself, as it seemed, than to us. “The man married a woman very much older than himself for her money,” said he, “and he enjoyed the use of the money of the daughter as long as she lived with them.It was a considerable sum, for people in their position, and the loss of it would have made a serious difference. It was worth an effort to preserve it. The daughter was of a good, amiable disposition, but affectionate and warmhearted in her ways, so that it was evident that with her fair personal advantages, and her little income, she would not be allowed to remain single long. Now her marriage would mean, of course, the loss of a hundred a year, so what does her stepfather do to prevent it? He takes the obvious course of keeping her at home and forbidding her to seek the company of people of her own age. But soon he found that that would not answer forever.
|
Вам теперь никак не отвертеться, мистер Уиндибенк. Все это слишком ясно, и вы сделали мне прескверный комплимент, сказав, что я не смогу решить такую простую задачу. Садитесь, и давайте потолкуем.Наш посетитель упал на стул. Лицо его исказилось, на лбу выступил пот.— Это… это — неподсудное дело, — пробормотал он.— Боюсь, что вы правы, но, между нами говоря, Уиндибенк, с таким жестоким, эгоистичным и бессердечным мошенничеством я еще не сталкивался. Я сейчас попробую рассказать, как развивались события, а если я в чем-нибудь ошибусь, вы меня поправите. Уиндибенк сидел съежившись, низко опустив голову. Он был совершенно уничтожен. Холмс положил ноги на решетку камина, откинулся назад и, заложив руки в карманы, начал рассказывать скорее себе самому, чем нам:— Человек женится на женщине много старше его самого, позарившись на ее деньги; он пользуется также доходом своей падчерицы, поскольку она живет с ними. Для людей их круга это весьма солидная сумма, и потерять ее — ощутимый удар. Ради таких денег стоит потрудиться. Падчерица мила, добродушна, но сердце ее жаждет любви, и совершенно очевидно, что при ее приятной наружности и порядочном доходе она недолго останется в девицах. Замужество ее, однако, означает потерю годового дохода в сто фунтов. Что же делает отчим, дабы это предотвратить? Он требует, чтобы она сидела дома, запрещает ей встречаться с людьми ее возраста. Скоро он убеждается, что этих мер недостаточно. |
| She became restive, insisted upon her rights, and finally announced her positive intention of going to a certain ball. What does her clever stepfather do then? He conceives an idea more creditable to his head than to his heart. With the connivance and assistance of his wife he disguised himself, covered those keen eyes with tinted glasses, masked the face with a moustache and a pair of bushy whiskers, sunk that clear voice into an insinuating whisper, and doubly secure on account of the girl’s short sight, he appears as Mr. Hosmer Angel, and keeps off other lovers by making love himself.” “It was only a joke at first,” groaned our visitor. “We never thought that she would have been so carried away.” “Very likely not. However that may be, the young lady was very decidedly carried away, and, having quite made up her mind that her stepfather was in France, the suspicion of treachery never for an instant entered her mind. She was flattered by the gentleman’s attentions, and the effect was increased by the loudly expressed admiration of her mother. Then Mr. Angel began to call, for it was obvious that the matter should be pushed as far as it would go if a real effect were to be produced. There were meetings, and an engagement, which would finally secure the girl’s affections from turning towards anyone else. But the deception could not be kept up forever. These pretended journeys to France were rather cumbrous. The thing to do was clearly to bring the business to an end in such a dramatic manner that it would leave a permanent impression upon the young lady’s mind and prevent her from looking upon any other suitor for some time to come.
|
Девица начинает упрямиться, настаивать на своих правах и, наконец, заявляет, что хочет посетить некий бал. Что же делает тогда ее изобретательный отчим? Он замышляет план, который делает больше чести его уму, нежели сердцу. С ведома своей жены и при ее содействии он изменяет свою внешность, скрывает за темными очками свои проницательные глаза, наклеивает усы и пышные бакенбарды, приглушает свой звонкий голос до вкрадчивого шепота и, пользуясь близорукостью девицы, появляется в качестве мистера Госмера Эйнджела и отстраняет других поклонников своим настойчивым ухаживанием.— Это была шутка, — простонал наш посетитель. — Мы не думали, что она так увлечется.— Возможно. Однако, как бы там ни было, молодая девушка искренне увлеклась. Она знала, что отчим во Франции, и потому не могла ничего заподозрить. Она была польщена вниманием этого джентльмена, а шумное одобрение со стороны матери еще более усилило ее чувство. Отлично понимая, что реального результата можно добиться только решительными действиями, мистер Эйнджел зачастил в дом. Начались свидания, последовало обручение, которое должно было помешать молодой девушке отдать свое сердце другому. Но все время обманывать невозможно. Мнимые поездки во Францию довольно обременительны. Оставался один выход: довести дело до такой драматической развязки чтобы в душе молодой девушки остался неизгладимый след и она на какое-то время сделалась равнодушной к ухаживаниям других поклонников. |
| Hence those vows of fidelity exacted upon a Testament, and hence also the allusions to a possibility of something happening on the very morning of the wedding. James Windibank wished Miss Sutherland to be so bound to Hosmer Angel, and so uncertain as to his fate, that for ten years to come, at any rate, she would not listen to another man. As far as the church door he brought her, and then, as he could go no farther, he conveniently vanished away by the old trick of stepping in at one door of a four-wheeler and out at the other. I think that was the chain of events, Mr. Windibank!” Our visitor had recovered something of his assurance while Holmes had been talking, and he rose from his chair now with a cold sneer upon his pale face. “It may be so, or it may not, Mr. Holmes,” said he, “but if you are so very sharp you ought to be sharp enough to know that it is you who are breaking the law now, and not me. I have done nothing actionable from the first, but as long as you keep that door locked you lay yourself open to an action for assault and illegal constraint.” “The law cannot, as you say, touch you,” said Holmes, unlockingand throwing open the door, “yet there never was a man who deserved punishment more. If the young lady has a brother or a friend, he ought to lay a whip across your shoulders. By Jove!” he continued, flushing up at the sight of the bitter sneer upon the man’s face, “it is not part of my duties to my client, but here’s a hunting crop handy, and I think I shall just treat myself to—” He took two swift steps to the whip, but before he could grasp it there was a wild clatter of steps upon the stairs, the heavy hall door banged, and from the window we could see Mr. James Windibank running at the top of his speed down the road.
|
Отсюда клятва верности на Библии, намеки на возможность неожиданных происшествий в день свадьбы. Джеймс Уиндибенк хотел, чтобы мисс Сазерлэнд была крепко связана с Госмером Эйнджелом и пребывала в полном неведении относительно его судьбы. Тогда, по его расчету, она по меньшей мере лет десять сторонилась бы мужчин. Он довез ее до дверей церкви, но дальше идти не мог и потому прибегнул к старой уловке: вошел в карету через одни дверцы, а вышел через другие. Я думаю, что события развертывались именно так, мистер Уиндибенк? Наш посетитель успел тем временем кое-как овладеть собой; он встал со стула. Холодная усмешка блуждала на его бледном лице.— Может быть, так, а может быть, и нет, мистер Холмс, — сказал он. — Но если вы так умны, вам следовало бы знать, что в настоящий момент закон нарушаете именно вы. Я ничего противозаконного не сделал, вы же, заперев меня в этой комнате, совершаете насилие над личностью, а это преследуется законом.— Да, закон, как вы говорите, в вашем случае бессилен, — сказал Холмс, отпирая и распахивая настежь дверь, — однако вы заслуживаете самого тяжкого наказания. Будь у этой молодой девушки брат или друг, ему следовало бы хорошенько отстегать вас хлыстом. — Увидев наглую усмешку Уиндибенка, он вспыхнул.— Это не входит в мои обязанности, но, клянусь Богом, я доставлю себе удовольствие. — Он шагнул, чтобы снять со стены охотничий хлыст, но не успел протянуть руку, как на лестнице послышался дикий топот, тяжелая входная дверь с шумом захлопнулась, и мы увидели в окно, как мистер Уиндибенк со всех ног мчится по улице. |
| There’s a cold-blooded scoundrel!” said Holmes, laughing, as he threw himself down into his chair once more. “That fellow will rise from crime to crime until he does something very bad, and ends on a gallows. The case has, in some respects, been not entirely devoid of interest.”“I cannot now entirely see all the steps of your reasoning,” I remarked. “Well, of course it was obvious from the first that this Mr. Hosmer Angel must have some strong object for his curious conduct, and it was equally clear that the only man who really profited by the incident, as far as we could see, was the stepfather. Then the fact that the two men were never together, but that the one always appeared when the other was away, was suggestive. So were the tinted spectacles and the curious voice, which both hinted at a disguise, as did the bushy whiskers. My suspicions were all confirmed by his peculiar action in typewriting his signature, which, of course, inferred that his handwriting was so familiar to her that she would recognise even the smallest sample of it. You see all these isolated facts, together with many minor ones, all pointed in the same direction.” “And how did you verify them?” “Having once spotted my man, it was easy to get corroboration. I knew the firm for which this man worked. Having taken the printed description, I eliminated everything from it which could be the result of a disguise—the whiskers, the glasses, the voice, and I sent it to the firm, with a request that they would inform me whether it answered to the description of any of their travellers. I had already noticed the peculiarities of the typewriter, and I wrote to the man himself at his business address asking him if he would come here. As I expected, his reply was typewritten and revealed the same trivial but characteristic defects. The same post brought me a letter from Westhouse & Marbank, of Fenchurch Street, to say that the description tallied in every respect with that of their employee, James Windibank. Voil`a tout!” “And Miss Sutherland?” “If I tell her she will not believe me. You may remember the old Persian saying, ‘There is danger for him who taketh the tiger cub, and danger also for whoso snatches a delusion from a woman.’ There is as much sense in Hafiz as in Horace, and as much knowledge of the world.” | — Беспардонный мерзавец! — рассмеялся Холмс, откидываясь на спинку кресла. — Этот молодчик будет катиться от преступления к преступлению, пока не кончит на виселице. Да, дельце в некоторых отношениях была не лишено интереса.
|
|
|
Oh, I’m in such trouble!” she cried; “I do so want a little help.” “Why,” said my wife, pulling up her veil, “it is Kate Whitney. How you startled me, Kate! I had not an idea who you were when you came in.” “I didn’t know what to do, so I came straight to you.” That was always the way. Folk who were in grief came to my wife like birds to a light-house. “It was very sweet of you to come. Now, you must have some wine and water, and sit here comfortably and tell us all about it. Or should you rather that I sent James off to bed?” “Oh, no, no! I want the doctor’s advice and help, too. It’s about Isa. He has not been home for two days. I am so frightened about him!” It was not the first time that she had spoken to us of her husband’s trouble, to me as a doctor, to my wife as an old friend and school companion. We soothed and comforted her by such words as we could find. Did she know where her husband was? Was it possible that we could bring him back to her?
|
— Ох, у меня такое горе! — воскликнула она. — Мне так нужна помощь!— Да ведь это Кэт Уитни, — сказала жена, приподняв ее вуаль. — Как ты испугала меня, Кэт! Мне и в голову не пришло, что это ты.— Я обращаюсь к тебе, потому что не знаю, что делать.Это было обычным явлением. Люди, с которыми случалась беда, устремлялись к моей жене, как птицы к маяку.— И правильно поступила. Садись поудобнее, выпей вина с водой и рассказывай, что случилось. Может быть, ты хочешь, чтобы я отправила Джеймса спать?— О нет, нет! От доктора я тоже жду совета и помощи. Дело идет об Айзе. Вот уже два дня, как его нет дома. Я так боюсь за него! Не в первый раз беседовала она с нами о своем несчастном муже — со мной как с доктором, а с женой как со своей старой школьной подругой. Мы утешали и успокаивали ее как могли. Знает ли она, где находится ее муж? Нельзя ли съездить за ним и привезти его домой? Оказалось, что это вполне возможно. Ей было известно, что за последнее время он обычно курил опий в притоне, который находился на одной из восточных улиц Сити. До сих пор его оргии всегда ограничивались одним днем и к вечеру он возвращался домой в полном изнеможении, совершенно разбитый, но на этот раз он отсутствует уже сорок восемь часов и, конечно, лежит там среди всяких подозрительных личностей, вдыхая яд или отсыпаясь после курения. |
| There he was to be found, she was sure of it, at the Bar of Gold, in Upper Swandam Lane. But what was she to do? How could she, a young and timid woman, make her way into such a place and pluck her husband out from among the ruffians who surrounded him? There was the case, and of course there was but one way out of it. Might I not escort her to this place? And then, as a second thought, why should she come at all? I was Isa Whitney’s medical adviser, and as such I had influence over him. I could manage it better if I were alone. I promised her on my word that I would send him home in a cab within two hours if he were indeed at the address which she had given me. And so in ten minutes I had left my armchair and cheery sitting-room behind me, and was speeding eastward in a hansom on a strange errand, as it seemed to me at the time, though the future only could show how strange it was to be. But there was no great difficulty in the first stage of my adventure. Upper Swandam Lane is a vile alley lurking behind the high wharves which line the north side of the river to the east of London Bridge. Between a slop-shop and a gin-shop, approached by a steep flight of steps leading down to a black gap like the mouth of a cave, I found the den of which I was in search. Ordering my cab to wait, I passed down the steps, worn hollow in the centre by the ceaseless tread of drunken feet; and by the light of a flickering oil-lamp above the door I found the latch and made my way into a long, low room, thick and heavy with the brown opium smoke, and terraced with wooden berths, like the forecastle of an emigrant ship.
|
Она была убеждена, что он находился именно там, в «Золотом самородке» на Эппер-Суондем-лейн. Но что она может сделать? Как может она, молодая, застенчивая, робкая женщина, войти в такое место и вырвать своего мужа из толпы подонков? Не пойти ли нам с ней вместе? Впрочем, зачем ей идти? Я лечил Айзу Уитни и, как доктор, мог повлиять на него. Без нее мне будет легче справиться с ним. Я дал ей слово, что в течение ближайших двух часов усажу ее мужа в кэб и отправлю домой, если он действительно находится в «Золотом самородке».Через десять минут, покинув уютную гостиную, я уже мчался в экипаже на восток. Я знал, что мне предстоит довольно необычное дело, но в действительности оно оказалось еще более странным, чем я ожидал.Сначала все шло хорошо. Эппер-Суондем-лейн — грязный переулок, расположенный позади высоких верфей, которые тянутся на восток вдоль северного берега реки, вплоть до Лондонского моста. Притон, который я разыскивал, находился в подвале между грязной лавкой и кабаком; в эту черную дыру, как в пещеру, вели крутые ступени. Посередине каждой ступеньки образовалась ложбинка — такое множество пьяных ног спускалось и поднималось по ним.Приказав кэбу подождать, я спустился вниз. При свете мигающей керосиновой лампочки, висевшей над дверью, я отыскал щеколду и вошел в длинную низкую комнату, полную густого коричневого дыма; вдоль стен тянулись деревянные нары, как на баке эмигрантского корабля. |
|
Сквозь мрак я не без труда разглядел безжизненные тела, лежащие в странных, фантастических позах: со сгорбленными плечами, с поднятыми коленями, с запрокинутыми головами, с торчащими вверх подбородками. То там, то тут замечал я темные, потухшие глаза, бессмысленно уставившиеся на меня. Среди тьмы вспыхивали крохотные красные огоньки, тускневшие по мере того, как уменьшалось количество яда в маленьких металлических трубках. Большинство лежали молча, но иные бормотали что-то себе под нос, а иные вели беседы странными низкими монотонными голосами, то возбуждаясь и торопясь, то внезапно смолкая, причем никто не слушал своего собеседника — всякий был поглощен лишь собственными мыслями. В самом дальнем конце подвала стояла маленькая жаровня с пылающими углями, возле которой на трехногом стуле сидел высокий, худой старик, опустив подбородок на кулаки, положив локти на колени и неподвижно глядя в огонь.Как только я вошел, ко мне кинулся смуглый малаец, протянул мне трубку, порцию опия и показал свободное место на нарах.— Спасибо, я не могу здесь остаться, — сказал я. — Здесь находится мой друг, мистер Айза Уитни. Мне нужно поговорить с ним.Справа от меня что-то шевельнулось, я услышал чье-то восклицание и, вглядевшись во тьму, увидел Уитни, который пристально смотрел на меня, бледный, угрюмый и какой-то встрепанный.— Боже, да это Уотсон! — проговорил он.Он находился в состоянии самой плачевной реакции после опьянения.— Который теперь час, Уотсон? |
| “Nearly eleven.” “Of what day?” “Of Friday, June 19th.” “Good heavens! I thought it was Wednesday. It is Wednesday. What d’you want to frighten a chap for?” He sank his face onto his arms and began to sob in a high treble key. “I tell you that it is Friday, man. Your wife has been waiting this two days for you. You should be ashamed of yourself!” “So I am. But you’ve got mixed, Watson, for I have only been here a few hours, three pipes, four pipes—I forget how many. But I’ll go home with you. I wouldn’t frighten Kate—poor little Kate. Give me your hand! Have you a cab?” “Yes, I have one waiting.” “Then I shall go in it. But I must owe something. Find what I owe, Watson. I am all off colour. I can do nothing for myself.” I walked down the narrow passage between the double row of sleepers, holding my breath to keep out the vile, stupefying fumes of the drug, andlooking about for the manager. As I passed the tall man who sat by the brazier I felt a sudden pluck at my skirt, and a low voice whispered, “Walk past me, and then look back at me.” The words fell quite distinctly upon my ear. I glanced down. They could only have come from the old man at my side, and yet he sat now as absorbed as ever, very thin, very wrinkled, bent with age, an opium pipe dangling down from between his knees, as though it had dropped in sheer lassitude from his ?ngers. I took two steps forward and looked back. It took all my self-control to prevent me from breaking out into a cry of astonishment. He had turned his back so that none could see him but I.
|
— Скоро одиннадцать.— А какой нынче день?— Пятница, девятнадцатое июня.— Неужели? А я думал, что еще среда. Нет, сегодня среда. Признайтесь, что вы пошутили. И что вам за охота пугать человека!Он закрыл лицо ладонями и зарыдал.— Говорю вам, что сегодня пятница. Ваша жена ждет вас уже два дня. Право, вам должно быть стыдно!— Я и стыжусь. Но вы что-то путаете, Уотсон, я здесь всего несколько часов. Три трубки… четыре трубки… забыл сколько! Но я поеду с вами домой. Я не хочу, чтобы Кэт волновалась… Бедная маленькая Кэт! Дайте мне руку. Есть у вас кэб?— Есть. Ждет у дверей.— В таком случае, я уеду сейчас же. Но я им должен. Узнайте, сколько я должен, Уотсон. Я совсем размяк и ослабел. Нет сил даже расплатиться.По узкому проходу между двумя рядами спящих, задерживая дыхание, чтобы не вдыхать одуряющих паров ядовитого зелья, я отправился разыскивать хозяина. Поровнявшись с высоким стариком, сидевшим у жаровни, я почувствовал, что меня кто-то дергает за пиджак, и услышал шепот:— Пройдите мимо меня, а потом оглянитесь.Эти слова я расслышал вполне отчетливо. Их мог произнести только находившийся рядом со мной старик. Однако у него по-прежнему был такой вид, будто он погружен в себя и ничего кругом не замечает. Он сидел тощий, сморщенный, согбенный под тяжестью лет; трубка с опием висела у него между колен, словно вывалившись из его обессиленных пальцев. Я сделал два шага вперед и оглянулся. Мне понадобилось все мое самообладание, чтобы не вскрикнуть от удивления. Он повернулся так, что лица его не мог видеть никто, кроме меня. |
| His form had filled out, his wrinkles were gone, the dull eyes had regained their fire, and there, sitting by the fire and grinning at my surprise, was none other than Sherlock Holmes. He made a slight motion to me to approach him, and instantly, as he turned his face half round to the company once more, subsided into a doddering, loose-lipped senility. “Holmes!” I whispered, “what on earth are you doing in this den?” “As low as you can,” he answered; “I have excellent ears. If you would have the great kindness to get rid of that sottish friend of yours I should be exceedingly glad to have a little talk with you.” “I have a cab outside.” “Then pray send him home in it. You may safely trust him, for he appears to be too limp to get into any mischief. I should recommend you also to send a note by the cabman to your wife to say that you have thrown in your lot with me. If you will wait outside, I shall be with youin five minutes.” It was difficult to refuse any of Sherlock Holmes’ requests, for they were always so exceedingly definite, and put forward with such a quiet air of mastery. I felt, however, that when Whitney was once confined in the cab my mission was practically accomplished; and for the rest, I could not wish anything better than to be associated with my friend in one of those singular adventures which were the normal condition of his existence.
|
Спина его выпрямилась, морщины разгладились, в тусклых глазах появился их обычный блеск. Возле огня сидел, посмеиваясь над моим удивлением, не кто иной, как Шерлок Холмс. Он сделал мне украдкой знак, чтобы я подошел к нему, и опять превратился в дрожащего старика с отвислой губой.— Холмс! — прошептал я. — Что делаете вы в этом притоне?— Говорите как можно тише, — прошептал он, — у меня превосходный слух. Если вы избавитесь от вашего ошалелого друга, я буду счастлив немного побеседовать с вами.— Меня за дверью ждет кэб.— Так отправьте вашего друга домой одного в этом кэбе. Вы можете за него не бояться, так как он слишком слаб, чтобы впутаться в какой-нибудь скандал. Будет лучше всего, если вы пошлете с кучером записку вашей жене, что вы встретили меня и остались со мной. Подождите меня на улице, я выйду через пять минут. Трудно отказать Шерлоку Холмсу: его требования всегда так определенны и точны и выражены таким повелительным тоном. К тому же я чувствовал, что, как только я усажу Уитни в кэб, я уже выполню все свои обязательства по отношению к нему и мне уже ничто не помешает принять участие в одном из тех необычайных приключений, которые составляли повседневную практику моего знаменитого друга. Помогать Шерлоку Холмсу в его изысканиях было для меня наивысшим счастьем. |
| In a few minutes I had written my note, paid Whitney’s bill, led him out to the cab, and seen him driven through the darkness. In a very short time a decrepit figure had emerged from the opium den, and I was walking down the street with Sherlock Holmes. For two streets he shuffied along with a bent back and an uncertain foot. Then, glancing quickly round, he straightened himself out and burst into a hearty fit of laughter. “I suppose, Watson,” said he, “that you imagine that I have added opium-smoking to cocaine injections, and all the other little weaknesses on which you have favoured me with your medical views.” “I was certainly surprised to find you there.” “But not more so than I to find you.” “I came to find a friend.” “And I to find an enemy.” “An enemy?” “Yes; one of my natural enemies, or, shall I say, my natural prey. Briefly, Watson, I am in the midst of a very remarkable inquiry, and I have hoped to find a clue in the incoherent ramblings of these sots, as I have done before now. Had I been recognised in that den my life would not have been worth an hour’s purchase; for I have used it before now for my own purposes, and the rascally Lascar who runs it has sworn to have vengeance upon me. There is a trap-door at the back of that building, near the corner of Paul’s Wharf, which could tell some strange tales of what has passed through it upon the moonless nights.” “What! You do not mean bodies?”
|
Поэтому я тотчас же написал записку жене, заплатил за Уитни, усадил его в кэб и стал терпеливо ждать неподалеку от дома. Кэб сразу же скрылся во мраке. Через несколько минут из курильни вышел старик, и я зашагал за ним по улице. Два квартала он прошел не разгибая спины и неуверенно шаркая старческими ногами. Потом торопливо оглянулся, выпрямился и от души захохотал. Предо мною был Шерлок Холмс.
|
| Ay, bodies, Watson. We should be rich men if we had £1000 for every poor devil who has been done to death in that den. It is the vilest murdertrap on the whole riverside, and I fear that Neville St. Clair has entered it never to leave it more. But our trap should be here.”He put his two forefingers between his teeth and whistled shrilly—a signal which was answered by a similar whistle from the distance, followed shortly by the rattle of wheels and the clink of horses’ hoofs. “Now, Watson,” said Holmes, as a tall dog-cart dashed up through the gloom, throwing out two golden tunnels of yellow light from its sidelanterns. “You’ll come with me, won’t you?” “If I can be of use.” “Oh, a trusty comrade is always of use; and a chronicler still more so. My room at The Cedars is a double-bedded one.” “The Cedars?” “Yes; that is Mr. St. Clair’s house. I am staying there while I conduct the inquiry.” “Where is it, then?” “Near Lee, in Kent. We have a seven-mile drive before us.” “But I amall in the dark.” “Of course you are. You’ll know all about it presently. Jump up here. All right, John; we shall not need you. Here’s half a crown. Look out for me to-morrow, about eleven. Give her her head. So long, then!” He flicked the horse with his whip, and we dashed away through the endless succession of sombre and deserted streets, which widened gradually, until we were flying across a broad balustraded bridge, with the murky river flowing sluggishly beneath us. Beyond lay another dull wilderness of bricks and mortar, its silence broken only by the heavy, regular footfall of the policeman, or the songs and shouts of some belated party of revellers.
|
— Да, Уотсон, трупы. Мы с вами были бы миллионерами, если бы получили по тысяче фунтов за каждого несчастного, убитого в этом притоне. Это самая страшная ловушка на всем берегу реки, и я опасаюсь, что Невилл Сент-Клер, попавший в нее, никогда не вернется домой. Но мы тоже устроим ловушку. Шерлок Холмс сунул два пальца в рот и резко свистнул. Тотчас же издалека донесся такой же свист, а затем мы услышали грохот колес и стук копыт.— Ну что же, Уотсон, — сказал Холмс, когда из темноты вынырнула двуколка с двумя фонарями, бросавшими яркие полосы света, — поедете вы со мною?— Если буду вам полезен…— Верный товарищ всегда полезен. В моей комнате в «Кедрах» имеются две кровати.— В «Кедрах»?— Да. Так называется дом мистера Сент-Клера. Я буду жить в его доме, пока не распутаю это дело.— Где же этот дом?— В Кенте, неподалеку от Ли. Нам нужно проехать семь миль.— Ничего не понимаю.— Вполне естественно. Сейчас я вам все объясню. Садитесь… Хорошо, Джон, вы нам больше не нужны. Вот вам полкроны. Ждите меня завтра часов в одиннадцать. Дайте мне вожжи. Прощайте. Он хлестнул лошадь, и мы понеслись по бесконечным темным, пустынным улицам и наконец очутились на каком-то широком мосту, под которым медленно текли мутные воды реки. За мостом были такие же улицы с кирпичными домами; тишина этих улиц нарушалась только тяжелыми размеренными шагами полицейских да песнями и криками запоздалых гуляк. |
| A dull wrack was drifting slowly across the sky, and a star or two twinkled dimly here and there through the rifts of the clouds. Holmes drove in silence, with his head sunk upon his breast, and the air of a man who is lost in thought, while I sat beside him, curious to learn what this new quest might be which seemed to tax his powers so sorely, and yet afraid to break in upon the current of his thoughts. We had driven several miles, and were beginning to get to the fringe of the belt of suburban villas, when he shook himself, shrugged his shoulders, and lit up his pipe with the air of a man who has satisfied himself that he is acting for the best. “You have a grand gift of silence, Watson,” said he. “It makes you quite invaluable as a companion. ’Pon my word, it is a great thing for me to have someone to talk to, for my own thoughts are not over-pleasant. I was wondering what I should say to this dear little woman tonight when she meets me at the door.” “You forget that I know nothing about it.” “I shall just have time to tell you the facts of the case before we get to Lee. It seems absurdly simple, and yet, somehow I can get nothing to go upon. There’s plenty of thread, no doubt, but I can’t get the end of it into my hand. Now, I’ll state the case clearly and concisely to you, Watson, and maybe you can see a spark where all is dark to me.”
|
|
| “Proceed, then.” “Some years ago—to be de?nite, in May, 1884—there came to Lee a gentleman, Neville St. Clair by name, who appeared to have plenty of money. He took a large villa, laid out the grounds very nicely, and lived generally in good style. By degree she made friends in the neighbourhood, and in 1887 he married the daughter of a local brewer, by whom he now has two children. He had no occupation, but was interested in several companies and went into town as a rule in the morning, returning by the 5.14 from Cannon Street every night. Mr. St. Clair is now thirty-seven years of age, is a man of temperate habits, a good husband, a very affectionate father, and a man who is popular with all who know him. I may add that his whole debts at the present moment, as far as we have been able to ascertain, amount to £88 10s., while he has £220 standing to his credit in the Capital and CountiesBank. There is no reason, therefore, to think that money troubles have been weighing upon his mind. “Last Monday Mr. Neville St. Clair went into town rather earlier than usual, remarking before he started that he had two important commissions to perform, and that he would bring his little boy home a box of bricks. Now, by the merest chance, his wife received a telegram upon this same Monday, very shortly after his departure, to the effect that a small parcel of considerable value which she had been expecting was waiting for her at the offices of the Aberdeen Shipping Company.
|
— Рассказывайте.— Несколько лет назад — точнее, в мае 1884 года — в Ли появился джентльмен по имени Невилл Сент-Клер, который, видимо, имел много денег. Он снял большую виллу, разбил вокруг нее прекрасный сад и зажил на широкую ногу, по-барски. Мало-помалу он подружился с соседями и в 1887 году женился на дочери местного пивовара, от которой теперь имеет уже двоих детей. Определенных занятий у него нет, но он прянимает участие в нескольких коммерческих предприятиях и обычно каждое утро ездит в город, возвращаясь оттуда с поездом 5.14. Мистеру Сент-Клеру теперь тридцать семь лет. Живет он скромно; он хороший муж и любящий отец; люди, встречавшиеся с ним, отзываются о нем превосходно. Могу еще прибавить, что долгов у него всего восемьдесят восемь фунтов десять шиллингов, а в банке на его текущем счету двести двадцать фунтов стерлингов. Следовательно, нет оснований предполагать какие-нибудь денежные затруднения. В прошлый понедельник мистер Невилл Сент-Клер отправился в город раньше обычного, сказав перед отъездом, что у него два важных дела и что он привезет своему сынишке коробку с кубиками. Случайно в тот же самый понедельник, вскоре после его отъезда, жена его получила телеграмму, что на ее имя в Эбердинском пароходном обществе получена небольшая, но весьма ценная посылка, которую она ожидала уже давно. |
| Now, if you are well up in your London, you will know that the office of the company is in Fresno Street, which branches out of Upper Swandam Lane, where you found me to-night. Mrs. St. Clair had her lunch, started for the City, did some shopping, proceeded to the company’s office, got her packet, and found herself at exactly 4.35 walking through Swandam Lane on her way back to the station. Have you followed me so far?” “It is very clear.” “If you remember, Monday was an exceedingly hot day, and Mrs. St. Clair walked slowly, glancing about in the hope of seeing a cab, as she did not like the neighbourhood in which she found herself. While she was walking in this way down Swandam Lane, she suddenly heard an ejaculation or cry, and was struck cold to see her husband looking down at her and, as it seemed to her, beckoning to her from a second-floor window. The window was open, and she distinctly saw his face, which she describes as being terribly agitated. He waved his hands frantically to her, and then vanished from the window so suddenly that it seemed to her that he had been plucked back by some irresistible force from behind. One singular point which struck her quick feminine eye was that although he wore some dark coat, such as he had started to town in, he had on neither collar nor necktie. “Convinced that something was a miss with him, she rushed down the steps—for the house was none other than the opium den in which you found me to-night—and running through the front room she attempted to ascend the stairs which led to the first floor.
|
Если вы хорошо знаете Лондон, вам известно, что контора этого пароходного общества помещается на Фресно-стрит, которая упирается в Эппер-Суондем-лейн, где вы нашли меня сегодня вечером. Миссис Сеит-Клер позавтракала, отправилась в город, сделала кое-какие покупки, заехала в кантору общества, получила там свою посылку и в четыре часа тридцать пять минут шла по Суондем-лейн, направляясь к вокзалу… До сих пор вам все ясно, не правда ли?— Конечно, здесь нет ничего непонятного.— Если помните, в понедельник было очень жарко, и миссис Сент-Клер шла медленно, поглядывая, нет ли где кэба, так как ей очень не понравился район города, в котором она очутилась. И вот, идя по Суондем-лейп, она внезапно услышала крик и вся похолодела, увидев своего мужа, который смотрел на нее из окна второго этажа какого-то дома и, как ей показалось, жестами звал ее к себе. Окно было раскрыто, и она ясно разглядела лицо мужа, показавшееся ей чрезвычайно взволнованным. Он протянул к ней обе руки и вдруг исчез так внезапно, будто его насильно оттащили от окна. Однако ее зоркий женский взгляд успел заметить, что, хотя он одет в тот же черный пиджак, в котором он уехал из дому, на нем нет ни воротничка, ни галстука. Уверенная, что с мужем случилась беда, она сбежала вниз по ступенькам (дом был тот самый, в котором помещается трущоба, где вы нашли меня нынче вечером) и, пробежав через переднюю комнату, попыталась подняться по лестнице, ведущей в верхние этажи. |
| At the foot of the stairs, however, she met this Lascar scoundrel of whom I have spoken, who thrust her back and, aided by a Dane, who acts as assistantthere, pushed her out into the street. Filled with the most maddening doubts and fears, she rushed down the lane and, by rare good-fortune, met in Fresno Street a number of constables with an inspector, all on their way to their beat. The inspector and two men accompanied her back, and in spite of the continued resistance of the proprietor, they made their way to the room in which Mr. St. Clair had last been seen. There was no sign of him there. In fact, in the whole of that floor there was no one to be found save a crippled wretch of hideous aspect, who, it seems, made his home there. Both he and the Lascar stoutly swore that no one else had been in the front room during the afternoon. So determined was their denial that the inspector was staggered, and had almost come to believe that Mrs. St. Clair had been deluded when, with a cry, she sprang at a small deal box which lay upon the table and tore the lid from it. Out there fell a cascade of children’s bricks. It was the toy which he had promised to bring home. “This discovery, and the evident confusion which the cripple showed, made the inspector realise that the matter was serious. The rooms were carefully examined, and results all pointed to an abominable crime. The front room was plainly furnished as a sitting-room and led into a small bedroom, which looked out upon the back of one of the wharves.
|
Но у лестницы она наткнулась на негодяя Ласкара, о котором я вам сейчас говорил. Ласкар с помощью своего подручного выставил ее на улицу. У него есть подручный, датчанин. Обезумев от ужаса, она побежала по улице и, к счастью, на Фресно-стрит встретила полицейских, которые совершали обход во главе с инспектором. Инспектор с двумя констеблями последовал за миссис Сент-Клер, и, несмотря на упорное сопротивление хозяина, им удалось проникнуть в ту комнату, в окне которой она видела мужа. Но здесь его не оказалось. Во всем этаже не нашли никого, кроме какого-то калеки отвратительной внешности, который, видимо, там и живет. И он и ласкар упорно клялись, что тут никого больше не было. Они так решительно все отрицали, что инспектор стал было уже сомневаться, не ошиблась ли миссис Сент-Клер, как вдруг она с криком кинулась к небольшому деревянному ящичку, стоявшему на столе, и сорвала с него крышку. Из ящичка посыпались детские кубики. То была игрушка, которую ее муж обещал привезти из города. Эта находка и внезапное смущение калеки убедили инспектора в серьезности дела. Комнаты были тщательно обысканы, и обыск привел к открытию гнусного преступления. Убранство этой квартиры, конечно, убогое. Передняя комната представляет собою что-то вроде гостиной, а рядом с ней помещается небольшая спальня, окно которой выходит на задворки одной из верфей. |
| Between the wharf and the bedroom window is a narrow strip, which is dry at low tide but is covered at high tide with at least four and a half feet of water. The bedroom window was a broad one and opened from below. On examination traces of blood were to be seen upon the windowsill, and several scattered drops were visible upon the wooden floor of the bedroom. Thrust away behind a curtain in the front room were all the clothes of Mr. Neville St. Clair, with the exception of his coat. His boots, his socks, his hat, and his watch—all were there. There were no signs of violence upon any of these garments, and there were no other traces of Mr. Neville St. Clair. Out of the window he must apparently have gone for no other exit could be discovered, and the ominous bloodstains upon the sill gave little promise that he could save himself by swimming, for the tide was at its very highest at the moment of the tragedy. “And now as to the villains who seemed to be immediately implicated in the matter. The Lascar was known to be a man of the vilest antecedents, but as, by Mrs. St. Clair’s story, he was known to have been at the foot of the stair within a very few seconds of her husband’s appearance at the window, he could hardly have been more than an accessory to the crime. His defence was one of absolute ignorance, and he protested that he had no knowledge as to the doings of Hugh Boone, his lodger, and that he could not account in any way for the presence of the missing gentleman’s clothes. “So much for the Lascar manager. Now for the sinister cripple who lives upon thesecond floor of the opium den, and who was certainly the last human being whose eyes rested upon Neville St. Clair.
|
Между верфью и окном спальни есть узкий канал, который высыхает во время отлива, а во время прилива наполняется водой на четыре с половиной фута. Окно в спальне широкое и открывается снизу. При осмотре были обнаружены на подоконнике следы крови; несколько кровавых пятен нашли также и на деревянном полу. За шторой в передней комнате удалось обнаружить всю одежду мистера Невилла Сент-Клера. Не было только его пиджака. Его ботинки, его носки, его шляпа, его часы — все оказалось тут. На одежде не нашли никаких следов насилия. Но сам мистер Невилл Сент-Клер бесследно исчез. Исчезнуть он мог только через окно, и зловещие кровавые пятна на подоконнике ясно указывали, что вряд ли ему удалось спастись вплавь, тем более что в тот час, когда совершалась трагедия, прилив достиг наивысшего уровня. Теперь обратимся к негодяям, на которых падает подозрение. Ласкар известен как человек с темным прошлым, но из рассказа миссис Сент-Клер мы знаем, что через несколько мгновений после появления ее мужа в окне он находился внизу, и, следовательно, его можно считать лишь соучастником преступления. Он отрицает всякую свою причастность к этому делу. По его словам, у него нет ни малейшего представления о том, чем вообще занимается его жилец, Хью Бун. Появление в комнате одежды пропавшего джентльмена — для него полнейшая загадка. Вот все, что известно о хозяине-ласкаре. Теперь обратимся к угрюмому калеке, который живет во втором этаже над притоном и безусловно является последним человеком, видевшим Невилла Сент-Клера. |
| His name is Hugh Boone, and his hideous face is one which is familiar to every man who goes much to the City. He is a professional beggar, though in order to avoid the police regulations he pretends to a small trade in wax vestas. Some little distance down Thread needle Street, upon the left-hand side, thereis, as you may have remarked, a small anglein the wall. Here it is that this creature takes his daily seat, cross-legged with his tiny stock of matches on his lap, and as he is a piteous spectacle a small rain of charity descends into the greasy leather cap which lies upon the pavement beside him. I have watched the fellow more than once before ever I thought of making his professional acquaintance, and I have been surprised at the harvest which he has reaped ina short time. His appearance, yousee, is so remarkable that no one can pass him without observing him. A shock of orange hair, a pale face disfigured by a horrible scar, which, by its contraction, has turned up the outer edge of his upper lip, a bulldog chin, and a pair of very penetrating dark eyes, which present a singular contrast to the colour of his hair, all mark him out from amid the common crowd of mendicants and so, too, does his wit, for he is ever ready with a reply to any piece of chaff which may be thrown at him by the passers-by. This is the man whom we now learn to have been the lodger at the opium den, and to have been the last man to see the gentleman of whom we are in quest.” “But a cripple!” said I. | Его зовут Хью Бун, и его безобразное лицо хорошо знает всякий, кому приходится часто бывать в Сити. Он профессиональный нищий; впрочем, для того чтобы обойти полицейские правила, он делает вид, будто продает восковые спички. Как вы, вероятно, не раз замечали, на левой стороне Трэд-Нидл-стрит есть ниша. В этой нише сидит калека, поджав ноги и разложив у себя на коленях несколько спичечных коробков; вид его вызывает сострадание, и дождь милостыни так и льется в грязную кожаную кепку, которая лежит перед ним на мостовой. Я не раз наблюдал за ним, еще не предполагая, что нам когда-нибудь придется познакомиться с ним, как с преступником, и всегда удивлялся тому, какую обильную жатву он собирает в самое короткое время. У него такая незаурядная внешность, что никто не может пройти мимо, не обратив на него внимания. Оранжево-рыжие волосы, бледное лицо, изуродованное чудовищным шрамом, нижний конец которого рассек надвое верхнюю губу, бульдожий подбородок и проницательные темные глаза, цвет которых представляет такой резкий контраст с цветом его волос, — все это выделяет его из серой толпы попрошаек. У него всегда наготове едкая шутка для каждого, кто, проходя мимо, попытается задеть его насмешливым словом.Таков обитатель верхнего этажа этой подозрительней курильни… После него никто уже не видел джентльмена, которого мы разыскиваем.— Но ведь он калека! — сказал я. — |
| “What could he have done single-handed against a man in the prime of life?” “He is a cripple in the sense that he walks with alimp; but in other respects he appears to be a powerful and well-nurtured man. Surely your medical experience would tell you, Watson, that weakness in one limb is often compensated for by exceptional strength in the others.” “Pray continue your narrative.” “Mrs. St. Clair had fainted at the sight of the blood upon the window, and she was escorted home in a cab by the police, as her presence could be of no help to them in their investigations. Inspector Barton, who had charge of thecase, made avery careful examination of the premises, but without finding anything which threw any light upon the matter. One mistake had been made in not arresting Boone instantly, as he was allowed some few minutes during which he might have communicated with his friend the Lascar, but this fault was soon remedied, and he was seized and searched, without anything being found which could incriminate him. There were, it is true, some blood-stains upon his right shirt-sleeve, but he pointed to his ring finger, which had been cut near the nail, and explained that the bleeding came from there, adding that he had been to the window not long before, and that the stains which had been observed there came doubtless from the same source. | Как мог он один совладать с сильным, мускулистым молодым человеком?— У него искалечена только нога, и он слегка прихрамывает на ходу, вообще же он здоровяк и силач. Вы, Уотсон, как медик, конечно, знаете, что часто слабость одной конечности возмещается необычайной силой других.— Пожалуйста, рассказывайте дальше.— При виде крови на подоконнике миссис Сент-Клер стало дурно, и ее отправили домой в сопровождении полицейского, тем более что для дальнейшего расследования ее присутствие не было необходимо. Инспектор Бартон, принявший на себя ведение этого дела, тщательно обыскал весь притон, но не нашел ничего нового. Сделали ошибку: не арестовали Буна в первую же минуту и тем самым предоставили ему возможность в течение нескольких минут обменяться двумя-тремя словами со своим другом, Ласкаром. Однако ошибка эта была скоро исправлена: Буна схватили и обыскали. Но обыск не дал никаких улик против него. Правда, на правом рукаве его рубашки оказались следы крови, но он показал полицейским свой безымянный палец, на котором был порез возле самого ногтя, и прибавил, что следы крови на подоконнике, вероятно, являются следствием того же пореза, так как он подходил к окну, когда у него из пальца шла кровь. |
| He denied strenuously having ever seen Mr. Neville St. Clair and swore that the presence of the clothes in his room was as much a mystery to him as to the police. As to Mrs. St. Clair’s assertion that she had actually seen her husband at the window, he declared that she must have been either mad or dreaming. He was removed, loudly protesting, to the police-station, while the inspector remained upon the premises in the hope that the ebbing tide might afford some fresh clue. “And it did, though they hardly found upon the mud-bank what they had feared to find. It was Neville St. Clair’s coat, and not Neville St. Clair, which lay uncovered as the tide receded. And what do you think they found in the pockets?” “I cannot imagine.” “No, I don’t think you would guess. Every pocket stuffed with pennies and half-pennies—421 pennies and 270 half-pennies. It was no wonder that it had not been swept away by the tide. But a human body is a different matter. There is a fierce eddy between the wharf and the house. It seemed likely enough that the weighted coat had remained when the stripped body had been sucked away into the river.” “But I understand that all the other clothes were found in the room. Would the body be dressed in a coat alone?” “No, sir, but the facts might be met speciously enough. Suppose that this man Boone had thrust Neville St. Clair through the window, there is no human eye which could have seen the deed. What would he do then? It would of course instantly strike him that he must get rid of the tell-tale garments.
|
Он упорно утверждал, что никогда не видел мистера Сент-Клера, и клялся, что присутствие одежды этого джентльмена у него в комнате — такая же тайна для него, как и для полиции. А когда ему передали, что миссис Сент-Клер видела своего мужа в окне его комнаты, он сказал, что это ей либо почудилось в припадке безумия, либо просто приснилось. Буна отвели в участок. Он громко протестовал. Инспектор остался поджидать отлива, надеясь обнаружить на дне капала какие-нибудь новые улики. И действительно, в липкой грязи, на самом дне, нашли кое-что, но совсем не то, что они с таким страхом ожидали найти. Когда отхлынула вода, они обнаружили в канале не самого Невилла Сент-Клера, а лишь пиджак Heвилла Сент-Клера. И как вы думаете, что они нашли в карманах пиджака?— Представить себе не могу.— Я и не думаю, чтобы вы могли угадать. Все карманы были набиты монетами в пенни и в полпенни — четыреста двадцать одно пенни и двести семьдесят полпенни. Неудивительно, что отлив не унес пиджака. А вот труп — дело другое. Между домом и верфью очень сильное течение. Вполне допустимо, что труп был унесен в реку, в то время как тяжеловесный пиджак остался на дне.— Но, если не ошибаюсь, всю остальную одежду нашли в комнате. Неужели на трупе был один лишь пиджак?— Нет, сэр, но этому можно найти объяснение. Предположим, что Бун выбросил Невилла Сент-Клера через окно и этого никто не видел. Что стал бы он делать дальше? Естественно, что первым долгом он попытался бы избавиться от одежды, которая могла его выдать. |
| He would seize the coat, then, and be in the act of throwing it out, when it would occur to him that it would swim and not sink. He has little time, for he has heard the scuffle downstairs when the wife tried to force her way up, and perhaps he has already heard from his Lascar confederate that the police are hurrying up the street. There is not an instant to be lost. He rushes to some secret hoard, where he has accumulated the fruits of his beggary, and he stuffs all the coins upon which he can lay his hands into the pockets to make sure of the coat’s sinking. He throws it out, and would have done the same with the other garments had not he heard the rush of steps below, and only just had time to close the window when the police appeared.” “It certainly sounds feasible.” “Well, we will take it as a working hypothesis for want of a better. Boone, as I have told you, was arrested and taken to the station, but it could not be shown that there had ever before been anything against him. Hehad for years been known as a professional beggar, but his life appeared to have been a very quiet and innocent one. There the matter stands at present, and the questions which have to be solved—what Neville St. Clair was doing in the opium den, what happened to him when there, where is he now, and what Hugh Boone had to do with his disappearance—are all as far from a solution as ever. I confess that I cannot recall any case within my experience which looked at the first glance so simple and yet which presented such difficulties.”
|
Он берет пиджак, хочет выбросить его за окно, но тут ему приходит в голову, что пиджак не потонет, а поплывет. Он страшно торопится, ибо слышит суматоху на лестнице, слышит, как жена Сент-Клера требует, чтобы ее пустили к мужу, да вдобавок, быть может, его сообщник ласкар предупреждает его о приближении полиции. Нельзя терять ни минуты. Он кидается в укромный угол, где спрятаны плоды его нищенства, и набивает карманы пиджака первыми попавшимися под руку монетами. Затем он выбрасывает пиджак и хочет выбросить остальные вещи, но слышит шум шагов на лестнице и перед появлением полиции едва успевает захлопнуть окно.— Это правдоподобно.— Примем это как рабочую гипотезу, за неимением лучшего… Бун, как я вам уже говорил, был арестован и приведен в участок. Прежняя его жизнь, в сущности, безупречна. Правда, в продолжение многих лет он был известен как профессиональный нищий, но жил спокойно и ни в чем дурном замечен не был. Вот в каком положении находится все это дело в настоящее время. Как видите, по-прежнему остаются нерешенными вопросы о том, что делал Невилл Сент-Клер в этой курильне опия, что там с ним случилось, где он теперь и какое отношение имеет Хью Бун к его исчезновению. Должен признаться, что не помню случая в моей практике, который на первый взгляд казался бы таким простым и был бы в действительности таким трудным. |
| While Sherlock Holmes had been detailing this singular series of events, we had been whirling through the outskirts of the great town until the last straggling houses had been left behind, and we rattled along with a country hedge upon either side of us. Just as he finished, however, we drove through two scattered villages, where a few lights still glimmered in the windows. “We are on the outskirts of Lee,” said my companion. “We have touched on three English counties in our short drive, starting in Middlesex, passing over an angle of Surrey, and ending in Kent. See that light among the trees? That is The Cedars, and beside that lamp sits a woman whose anxious ears have already, I have little doubt, caught the clink of our horse’s feet.” “But why are you not conducting the case from Baker Street?” I asked. “Because there are many inquiries which must be made out here. Mrs. St. Clair has most kindly put two rooms at my disposal, and you may rest assured that she will have nothing but a welcome for my friend and colleague. I hate to meet her, Watson, when I have no news of her husband. Here we are. Whoa, there, whoa!” We had pulled up in front of a large villa which stood within its own grounds. Astable-boyhadrun out to the horse’s head, and springing down, I followed Holmes up the small, winding gravel-drive which led to the house. As we approached, the door flew open, and a little blonde woman stood in the opening, clad in some sort of light mousseline de soie, with a touch of fluffy pink chiffon at her neck and wrists. She stood with her figure outlined against the flood of light, one hand upon the door, one half-raised in her eagerness, her body slightly bent, her head and face protruded, with eager eyes and parted lips, a standing question. “Well?” she cried, “well?” | Пока Шерлок Холмс рассказывал мне подробности этих удивительных происшествий, мы миновали предместье огромного города, оставили позади последние дома и покатили по дороге, с обеих сторон которой тянулись деревенские плетни. Как раз к тому времени, как мы очутились в деревне, весь его рассказ был закончен. Кое-где в окнах мерцали огни.— Мы въезжаем в Ли, — сказал мой приятель. — За время нашего небольшого путешествия мы побывали в трех графствах Англии: выехали из Миддлсекса, пересекли угол Сэрри и приехали в Кент. Видите те огоньки между деревьями? Это «Кедры». Там возле лампы сидит женщина, настороженный слух которой несомненно уже уловил стук копыт нашей лошади.— Отчего, ведя это дело, вы живете тут, а не на Бейкер-стрит? — спросил я.— Оттого, что многое приходится расследовать здесь… Миссис Сент-Клер любезно предоставила в мое распоряжение две комнаты, и можете быть уверены, что она будет рада оказать гостеприимство моему другу, помогающему мне в моих розысках. О, как тяжело мне встречаться с ней, Уотсон, пока я не могу сообщить ей ничего нового о ее муже! Приехали! Тпру!..Мы остановились перед большой виллой, окруженной садом. Передав лошадь выбежавшему нам навстречу конюху, мы с Холмсом пошли к дому по узенькой дорожке, посыпанной гравием. При нашем приближении дверь распахнулась, и у порога появилась маленькая белокурая женщина в светлом шелковом платье с отделкой из пышного розового шифона. Одной рукой она держалась за дверь, а другую подняла в нетерпении; нагнувшись вперед, полураскрыв губы, жадно глядя на нас, она, казалось, всем своим обликом спрашивала, что нового мы ей привезли.— Ну? — громко спросила она. |
|
Заметив, что нас двое, она радостно вскрикнула, но крик этот превратился в стон, когда товарищ мой покачал головой и пожал плечами.— Узнали что-нибудь хорошее?— Нет.— А дурное?— Тоже нет.— И то слава богу. Но входите же. У вас был трудный день, вы, наверно, устали.— Это мой друг, доктор Уотсон. Он был чрезвычайно полезен мне во многих моих расследованиях, и, по счастливой случайности, мне удалось привезти его сюда, чтобы воспользоваться его помощью в наших поисках.— Рада вас видеть, — сказал она, приветливо пожимая мне руку. — Боюсь, что вам покажется у нас неуютно. Ведь вы знаете, какой удар внезапно обрушился на нашу семью…— Сударыня, — сказал я, — я отставной солдат, привыкший к походной жизни, но, право, если бы даже я не был солдатом, вам не в чем было бы извиняться передо мною. Буду счастлив, если мне удастся принести пользу вам или моему другу.— Мистер Шерлок Холмс, — сказала она, вводя нас в ярко освещенную столовую, где нас поджидал холодный ужин, — я хочу задать вам несколько откровенных вопросов и прошу вас ответить на них так же прямо и откровенно.— Извольте, сударыня.— Не щадите моих чувств. Со мной не бывает ни истерик, ни обмороков. Я хочу знать ваше настоящее, подлинное мнение.— О чем?— Верите ли вы в глубине души, что Невилл жив?Шерлок Холмс, видимо, был смущен этим вопросом.— Говорите откровенно, — повторила она, стоя на ковре и пристально глядя Холмсу в лицо.— Говоря откровенно, сударыня, не верю.— Вы думаете, что он умер?— Да, думаю.— Убит?— Я этого не утверждаю.— В какой же день он умер?— В понедельник.— В таком случае, мистер Холмс, будьте любезны объяснить мне, каким образом я могла получить от него сегодня это письмо? Шерлок Холмс вскочил с кресла, словно его ударило электрическим током. |
|
— Что? — закричал он.— Да, сегодня.Она улыбалась, держа в руке листок бумаги.— Можно прочитать?— Пожалуйста.Он выхватил письмо у нее из рук, разложил его на столе, разгладил и принялся внимательно рассматривать. Я поднялся с кресла и стал смотреть через его плечо. Конверт был простой, конторский; на конверте стоял почтовый штемпель Гревзенда; на штемпеле — сегодняшнее или, вернее, вчерашнее число, так как полночь уже миновала.— Грубый почерк, — пробормотал Холмс. — Уверен, что это почерк не вашего мужа, сударыня.— Да, на конверте чужой почерк, но внутри — почерк моего мужа.— Человеку, который надписывал конверт, пришлось наводить справки о вашем адресе.— Откуда вы это знаете?— Имя на конверте, как видите, выделяется своей чернотой, потому что чернила, которыми оно написано, высохли сами собою. Адрес же бледноват, потому что к нему прикладывали пресс-папье. Если бы надпись на конверте была сделана сразу и если бы ее всю высушили пресс-папье, все слова были бы одинаково серы. Этот человек написал на конверте сперва только ваше имя и лишь спустя некоторое время приписал к нему адрес, из чего можно заключить, что адрес не был ему вначале известен. Конечно, это пустяк, но в моей профессии нет ничего важнее пустяков. Дайте мне взглянуть на письмо… Ага! Туда было что-то вложено.— Да, там было кольцо. Его кольцо с печатью.— А вы уверены, что это почерк вашего мужа? — Один из его почерков.— Один из его почерков? |
|
— Его почерк, когда он пишет второпях. Обычно он пишет совсем иначе, но и этот его почерк мне хорошо знаком.— «Дорогая, не волнуйся. Все кончится хорошо. Произошла ошибка, на исправление которой требуется некоторое время. Жди терпеливо. Невилл»… Написано карандашом на листке, вырванном из блокнота. Гм! Отправлено сегодня из Гревзенда человеком, у которого большой палец чем-то выпачкан. Ха! Если не ошибаюсь, человек, заклеивавший конверт, жует табак… Вы убеждены, сударыня, что это почерк вашего мужа?— Убеждена. Это письмо написал Невилл.— Оно отправлено сегодня из Гревзенда. Что ж, миссис Сент-Клер, тучи рассеиваются, хотя я не могу сказать, что опасность уже миновала.— Однако он жив, мистер Холмс!— Если только это не ловкая подделка, чтобы направить нас на ложный след. Кольцо, в конце концов, ничего не доказывает. Кольцо могли отнять у него.— Но это его, его, его почерк!— Хорошо. Но что, если письмо написано в понедельник, а послано только сегодня?— Это возможно.— А за этот срок многое могло произойти.— О, не отнимайте у меня моей радости, мистер Холмс! Я знаю, что с ним ничего не случилось. Мы с ним настолько близки, что я непременно почувствовала бы, если бы он попал в настоящую беду. За день до того, как он исчез, он порезал себе нечаянно палец. Я была в столовой, он — в спальне, и я сразу побежала к нему, чувствуя, что с ним случилась беда. |
|
Неужели вы думаете, что я не знала бы о его смерти, если даже такой пустяк способен повлиять на меня!— Я человек опытный и знаю, что женское непосредственное чутье может быть иногда ценнее всяких логических выводов. И это письмо, конечно, служит важным указанием, что вы правы. Однако, если мистер Сент-Клер жив, если он может писать вам письма, отчего же он не с вами?— Не знаю. И представить себе не могу.— В понедельник, уезжая, он ни о чем вас не предупреждал?— Нет.— И вы очень удивились, увидев его на Суондем-лейн?— Очень.— Окно было открыто?— Да.— Он мог бы окликнуть вас из окна?— Да.— Между тем, насколько я понял, у него вырвалось только бессвязное восклицание?— Да.— Вы подумали, что он зовет вас на помощь?— Да. Он махнул мне руками.— Но, быть может, он вскрикнул от неожиданности. Он мог всплеснуть руками от изумления, что видит вас.— Возможно.— И вам показалось, что его оттащили от окна?— Он исчез так внезапно…— Он мог просто отскочить от окна. Вы никого больше не видели в комнате?— Никого. Но ведь этот отвратительный нищий сам признался, что Невилл был там. А лаокар стоял внизу, у лестницы.— Совершенно верно. Насколько вы могли разглядеть, ваш муж был одет, как всегда?— Но на нем не было ни воротничка, ни галстука. Я отчетливо видела его голую шею.— Он когда-нибудь говорил с вами о Суондем-лейн?— Никогда.— А вы никогда не замечали каких-нибудь признаков, указывающих на то, что он курит опий?— Никогда. |
|
— Благодарю вас, миссис Сент-Клер. Это основные пункты, о которых я хотел знать всё. Теперь мы поужинаем и пойдем отдохнуть, так как весьма возможно, что завтра нам предстоит много хлопот.
|
| “Certainly.” “Then dress. No one is stirring yet, but I know where the stable-boy sleeps, and we shall soon have the trap out.” He chuckled to himself as he spoke, his eyes twinkled, and he seemed a different man to the sombre thinker of the previous night. As I dressed I glanced at my watch. It was no wonder that no one was stirring. It was twenty five minutes past four. I had hardly finished when Holmes returned with the news that the boy was putting in the horse. “I want to test a little theory of mine,” said he, pulling on his boots. “I think, Watson, that you are now standing in the presence of one of the most absolute fools in Europe. I deserve to be kicked from here to Charing Cross. But I think I have the key of the affair now.” “And where is it?” I asked, smiling. “In the bathroom,” he answered. “Oh, yes, I am not joking,” he continued, seeing my look of incredulity. “I have just been there, and I have taken it out, and I have got it in this Gladstone bag. Come on, my boy, and we shall see whether it will not fit the lock.” We made our way downstairs as quietly as possible, and out into the bright morning sunshine. In the roadstood our horse and trap, with the half clad stable-boy waiting at the head. We both sprang in, and away we dashed down the London Road. A few country carts were stirring, bearing in vegetables to the metropolis, but the lines of villas on either side were as silent and lifeless as some city in a dream. “It has been in some points a singular case,” said Holmes, flicking the horse on into a gallop. “I confess that I have been as blind as a mole, but it is better to learn wisdom late than never to learn it at all.”
|
— С удовольствием.— Так одевайтесь. В доме еще все спят, но я знаю, где ночует конюх, и сейчас у нас будет коляска.При этих словах он усмехнулся; глаза его блестели, и он нисколько не был похож на того мрачного мыслителя, которого я видел ночью.Одеваясь, я взглянул на часы. Неудивительно, что в доме все еще спали: было двадцать пять минут пятого. Едва я успел одеться, как вошел Холмс и сказал, что конюх уже запряг лошадь.— Хочу проверить одну свою версию, — сказал он, надевая ботинки. — Вы, Уотсон, видите перед собой одного из величайших глупцов, какие только существуют в Европе! Я был слеп, как крот. Мне следовало бы дать такого тумака, чтобы я полетел отсюда до Черинг-кросса! Но теперь я, кажется, нашел ключ к этой загадке.— Где же он, ваш ключ? — спросил я, улыбаясь.— В ванной, — ответил Холмс. — Нет, я не шучу, — продолжал он, заметив мой недоверчивый взгляд. — Я уже был в ванной, взял его и спрятал вот сюда, в чемоданчик. Поедем, друг мой, и посмотрим, подойдет ли этот ключ к замку.Мы спустились с лестницы, стараясь ступать как можно тише. На дворе уже ярко сияло утреннее солнце У ворот нас поджидала коляска; конюх держал под уздцы запряженную лошадь. Мы вскочили в экипаж и быстро покатили по лондонской дороге. Изредка мы обгоняли телеги, которые везли в столицу овощи, но на виллах кругом все было тихо — все спало, как в заколдованном городе.— В некоторых отношениях это совершенно исключительное дело, — сказал Холмс, пуская лошадь галопом. — Сознаюсь, я был слеп, как крот, но лучше поумнеть поздно, чем никогда. |
| In town the earliest risers were just beginning to look sleepily from their windows as we drove through the streets of the Surrey side. Passing down the Waterloo Bridge Road we crossed over the river, and dashing up Wellington Street wheeled sharply to the right and found ourselves in Bow Street. Sherlock Holmes was well known to the force, and the two constables at the door saluted him. One of them held the horse’s head while the other led us in. “Who is on duty?” asked Holmes. “Inspector Bradstreet, sir.” “Ah, Bradstreet, how are you?” A tall, stout official had come down the stone-flagged passage, in a peaked cap and frogged jacket. “I wish to have a quiet word with you, Bradstreet.” “Certainly, Mr. Holmes. Step into my room here.” It was a small, office-like room, with a huge ledger upon the table, and a telephone projecting from the wall. The inspector sat down at his desk. “What can I do for you, Mr. Holmes?” “I called about that beggarman, Boone—the one who was charged with being concerned in the disappearance of Mr. Neville St. Clair, of Lee.” “Yes. He was brought up and remanded for further inquiries.” “So I heard. You have him here?” “In the cells.” “Is he quiet?” “Oh, he gives no trouble. But he is a dirty scoundrel.” “Dirty?” “Yes, it is all we can do to make him wash his hands, and his face is as black as a tinker’s. Well, when once his case has been settled, he will have a regular prison bath; and I think, if you saw him, you would agree with me that he needed it.” “I should like to see him very much.” “Would you? That is easily done. Come this way. | Мы въехали в город со стороны Сэрри.
|
You can leave your bag.” “No, I think that I’ll take it.” “Very good. Come this way, if you please.” He led us down a passage, opened a barred door, passed down a winding stair, and brought us to a whitewashed corridor with a line of doors on each side. “The third on the right is his,” said the inspector. “Here it is!” He quietly shot back a panel in the upper part of the door and glanced through. “He is asleep,” said he. “You can see him very well.” We both put our eyes to the grating. The prisoner lay with his face towards us, in a very deep sleep, breathing slowly and heavily. He was a middle-sized man, coarsely clad as became his calling, with a coloured shirt protruding through the rent in his tattered coat. He was, as the inspector had said, extremely dirty, but the grime which covered his face could not conceal its repulsive ugliness. A broad wheal from an old scar ran right across it from eye to chin, and by its contraction had turned up one side of the upper lip, so that three teeth were exposed in a perpetual snarl. A shock of very bright red hair grew low over his eyes and forehead. “He’s a beauty, isn’t he?” said the inspector.
|
|
| He opened the Gladstone bag as he spoke, and took out, to my astonishment, a very large bath-sponge. “He! he! You are a funny one,” chuckled the inspector. “Now, if you will have the great goodness to open that door very quietly, we will soon make him cut a much more respectable figure.” “Well, I don’t know why not,”said the inspector. “He doesn’t look a credit to the Bow Street cells, does he?” He slipped his key into the lock, and we all very quietly entered the cell. The sleeper half turned, and then settled down once more into a deep slumber. Holmes stooped to the water-jug, moistened his sponge, and then rubbed it twice vigorously across and down the prisoner’s face. “Let me introduce you,” he shouted, “to Mr. Neville St. Clair, of Lee, in the county of Kent.” Never in my life have I seen such a sight. The man’s face peeled off under the sponge like the bark from a tree. Gone was the coarse brown tint! Gone, too, was the horrid scar which had seamed it across, and the twisted lip which had given the repulsive sneer to the face! A twitch brought away the tangled red hair, and there, sitting up in his bed, was a pale, sad-faced, refined-looking man, blackhaired and smooth-skinned, rubbing his eyes and staring about him with sleepy bewilderment. Then suddenly realising the exposure, he broke into a scream and threw himself down with his face to the pillow. “Great heavens!” cried the inspector, “it is, indeed, the missing man. I know him from the photograph.” The prisoner turned with the reckless air of a man who abandons himself to his destiny. “Be it so,” said he. | Он раскрыл чемоданчик и, к нашему изумлению, вынул из него большую губку.— Хе-хе, да вы шутник! — засмеялся инспектор.— Будьте любезны, откройте нам тихонько дверь, и мы живо придадим ему более приличный вид.— Ладно, — оказал инспектор. — А то он и в самом деле позорит нашу тюрьму.Инспектор открыл дверь, и мы втроем бесшумно вошли в камеру. Арестант шевельнулся, но сразу же заснул еще крепче. Холмс подошел к рукомойнику, намочил свою губку и дважды с силой провел ею по лицу арестанта.— Позвольте мне представить вас мистеру Невиллу Сент-Клеру из Ли, в графстве Кент! — воскликнул Холмс. Никогда в жизни не видел я ничего подобного. Лицо сползло с арестанта, как кора с дерева. Исчез грубый темный загар. Исчез ужасный шрам, пересекавший все лицо наискосок. Исчезла разрезанная губа. Исчез отталкивающий оскал зубов. Рыжие лохматые волосы исчезли от одного взмаха руки Холмса, и мы увидели бледного, грустного, изящного человека с черными волосами и нежной кожей, который, сидя в постели, протирал глаза и с недоумением глядел на нас, еще не вполне очнувшись от сна. Внезапно он понял все, вскрикнул и зарылся головой в подушку.— Боже, — закричал инспектор, — да ведь это и есть пропавший! Я знаю его, я видел фотографию!Арестант повернулся к нам с безнадежным видом человека, решившего не противиться судьбе.— Будь что будет! — сказал он. |
| “And pray what am I charged with?” “With making away with Mr. Neville St.—Oh, come, you can’t be charged with that unless they make a case of attempted suicide of it,” said the inspector with a grin. “Well, I have been twentyseven years in the force, but this really takes the cake.” “If I am Mr. Neville St. Clair, then it is obvious that no crime has been committed, and that, therefore, I am illegally detained.” “No crime, but a very great error has been committed,”said Holmes. “You would have done better to have trusted your wife.” “It was not the wife; it was the children,” groaned the prisoner. “God help me, I would not have them ashamed of their father. My God! What an exposure! What can I do?” Sherlock Holmes sat down beside him on thecouch and patted him kindly on the shoulder. “If you leave it to a court of law to clear the matter up,” said he, “of course you can hardly avoid publicity. On the other hand, if you convince the police authorities that there is no possible case against you, I do not know that there is any reason that the details should find their way into the papers. Inspector Bradstreet would, I am sure, make notes upon anything which you might tell us and submit it to the proper authorities. The case would then never go into court at all.” “God bless you!”cried the prisoner passionately. “I would have endured imprisonment, ay, even execution, rather than have left my miserable secret as a family blot to my children. “You are the first who have ever heard my story. My father was a schoolmaster in Chesterfield, where I received an excellent education.
|
— За что вы меня держите здесь?— За убийство мистера Невилла Сент… Тьфу! В убийстве вас теперь обвинить невозможно. Вас могли бы обвинить, пожалуй, только в попытке совершить самоубийство, — сказал инспектор, усмехаясь. — Я двадцать семь лет служу в полиции, но ничего подобного не видел.— Раз я мистер Невилл Сент-Клер, то, значит, преступления совершено не было и, следовательно, я арестован незаконно.— Преступления нет, но сделана большая ошибка, — сказал Холмс. — Вы напрасно не доверились жене.— Дело не в жене, а в детях, — пылко сказал арестант. — Я не хотел, чтобы они стыдились отца. Боже, какой позор! Что мне делать? Шерлок Холмс сел рядом с ним на койку и ласково похлопал его по плечу.— Если вы позволите разбираться в вашем деле суду, вам, конечно, не избежать огласки, — оказал он. — Но если вам удастся убедить полицию, что за вами нет никакой вины, газеты ничего не узнают. Инспектор Брэдстрит может записать ваши показания и передать их надлежащим властям, и дело до суда не дойдет.— О, как я вам благодарен! — вскричал арестант. — Я охотно перенес бы заточение, даже смертную казнь, лишь бы не опозорить детей раскрытием моей несчастной тайны! Вы первые услышите мою историю…Отец мой был учителем в Честерфилде, и я получил там превосходное образование. |
|
В юности я много путешествовал, работал на сцене и, наконец, стал репортером одной вечерней лондонской газеты. Однажды моему редактору понадобилась серия очерков о нищенстве в столице, и я вызвался написать их. С этого и начались все мои приключения. Чтобы добыть необходимые для моих очерков факты, я решил переодеться нищим и стал попрошайничать. Когда я был еще актером, я славился умением гримироваться. Теперь это умение пригодилось. Я раскрасил себе лицо, а для того чтобы вызывать побольше жалости, намалевал на лице шрам и с помощью пластыря телесного цвета изуродовал себе губу, слегка приподняв ее. Затем, надев лохмотья и рыжий парик, я сел в самом оживленном месте Сити и принялся под видом продажи спичек просить милостыню. Семь часов я просидел не вставая, а вечером, вернувшись домой, к величайшему своему изумлению, обнаружил, что набрал двадцать шесть шиллингов и четыре пенса.Я написал очерки и позабыл обо всей этой истории. Но вот, некоторое время спустя, мне предъявили вексель, по которому я поручился уплатить за приятеля двадцать пять фунтов. Я понятия не имел, где достать эти деньги, и вдруг мне в голову пришла отличная мысль. Упросив кредитора подождать две недели, я взял на работе отпуск и провел его в Сити, прося милостыню. За десять дней я собрал необходимую сумму и уплатил долг. Теперь вообразите себе, легко ли работать за два фунта в неделю, когда знаешь, что эти два фунта ты можешь получить в один день, выпачкав себе лицо, положив кепку на землю и ровно ничего не делая? |
| It was a long fight between my pride and the money, but the dollars won at last, and I threw up reporting and sat day after day in the corner which I had first chosen, inspiring pity by my ghastly face and filling my pockets with coppers. Only one man knew my secret. He was the keeper of a low den in which I used to lodge in Swandam Lane, where I could every morning emerge as a squalid beggar and in the evenings transform myself into a well-dressed man about town. This fellow, a Lascar, was well paid by me for his rooms, so that I knew that my secret was safe in his possession. “Well, very soon I found that I was saving considerable sums of money. I do not mean that any beggar in the streets of London could earn £700 a year—which is less than my average takings—but I had exceptional advantages in my power of making up, and also in a facility of repartee, which improved by practice and made me quite a recognised character in the City. All day a stream of pennies, varied by silver, poured in upon me, and it was a very bad day in which I failed to take £2. “As I grew richer I grew more ambitious, took a house in the country, and eventually married, without anyone having a suspicion as to my real occupation. My dear wife knew that I had business in the City. She little knew what. “Last Monday I had finished for the day and was dressing in my room above the opium den when I looked out of my window and saw, to my horror and astonishment, that my wife was standing in the street, with her eyes fixed full upon me. |
|
|
|
|
— За Ласкаром следила полиция, — сказал инспектор Брэдстрит, — и ему, видимо, никак не удавалось отправить записку незаметно. Он, вероятно, передал ее какому-нибудь матросу, завсегдатаю своего притона, а тот в течение нескольких дней все забывал опустить ее в ящик.— Так это, без сомнения и было, — подтвердил Холмс. — Но неужели вас никогда не привлекали к суду за нищенство?— Много раз. Но что значит для меня незначительный штраф!— Однако теперь вам придется оставить свое ремесло, — сказал Брэдстрит. — Если вы хотите, чтобы полиция замяла эту историю, Хью Бун должен исчезнуть.— Я уже поклялся себе в этом самой торжественной клятвой, какую только может дать человек.— В таком случае, все будет забыто, — сказал Брэдстрит. — Но если вас заметят опять, мы уже не станем скрывать ничего… Мы очень признательны вам, мистер Холмс, за то, что вы раскрыли это дело. Хотел бы я знать, каким образом вы достигаете подобных результатов.— На этот раз, — отозвался мой друг, — мне понадобилось посидеть на пяти подушках и выкурить полфунта табаку… Мне кажется, Уотсон, что, если мы сейчас поедем на Бейкер-стрит, мы поспеем как раз к завтраку. |